Алина Витухновская



Он вынес меня из горла,
рогами пиная вдаль.
Скучающие поодаль
просили его: "ударь".

Удар удалой подарок.
Я его не виню.
Похаркивая под аркой
смотрел я в зубы коню.

Когда он меня задумал,
тогда он сходил с ума.
Я небылью был. Он - суммой
отнятого у меня.

Мне он был неприятен.
Я выкидыш между строк.
Я нем был, а он невнятен.
Я немощен был. Он мог.

Он вынес меня из супа
брезгливей, чем из нутра.
Бессмысленные наутро
кричали ему "ура".

Сегодня не больно больше,
нежели позавчера.
Какой-то момент заборщен,
вылит, не разобра...

Какой-то момент заброшен,
выпотрошен, решен.
Я самостью ненарошен,
следовательно Он.

Он выскреб меня из сыра
больше чем из себя.
На то, что мне было сыро
Он мне сказал, грубя:

"Так надо". Не надо, дядя,
даже если ты дед и бог,
не надо меня не глядя
лепить в кококолабок.

Скажи-ка мне, ведь не даром...
Даром - за руб. за коп.
Стану себе кошмаром.
Пулю в лобок и в лоб.

Когда он меня задумал,
я говорил: "не на..."
Я должен быть очень умный,
стал вынужденный как луна.

Автомобиль позорный
выкругливает глаза.
Выруливает, мозолит
морозные тормоза.

УвидевменяувидеВ,
увиливает, взвопив:
"ДИВОДИВНОЕВИДИВ!
ВЫРОДОК! КОДОРЫВ!!!"

Выродок. Роды дуры.
Сгорбленный городок.
Память архитектурна
как вырванный дома клок,

где меня пеленали
били любили или
пинали либо меняли
на то что потом пропили

Пели мне баю баю
или или или
бяу бяу мяу
и молоко пролили.

Стал кругл и порнографичен
как выпотрошенный индюк.
Ноги навыкат. Ввинчен
на собственный когте-крюк.

дома я не был дома
мода была не мода
надо было не надо
поздно ехать к морю.

Рому налейте в море.
Рому зови с андрюшей.
Я молитвенно ною
лишь над своей игрушкой.

Игрушка моя разрушка,
мишка мой косолапый,
я тебе буду папой.
Одна у меня зверушка.

Одна у меня зверушка.
Жила бы и озверела,
а так ты мертвая плюшка
и никого не съела.

Плюшевый и незрячий
единственного цвета.
Я убоюсь и спрячусь,
если ты человеком.

Ушки и губки блеклой
нежностью увлажняю.
Если ты человеком,
я тебя расстреляю.

Когда он меня задумал,
тогда он сходил с ума.
Если б он первый умер,
я б не сказал: "не на..."

Так он все что за мною
(читай - впереди меня).
Мишке глаза закрою.
Мной он слегка слюняв.

Не видит, не знает мишка
слезливости к существу.
Я брезгую ртом и подмышкой,
следовательно существу...

Следствием существую,
поэтом не хочу.
Краковяк с червяком танцую,
кровь на траве топчу.

Краковяк с подковыркой.
Рак. Ветчина. Закат
краковяной как вырезка,
не вставленная назад.

Танцуют бычки без вырезки
с дырочками в тельцах.
Танцуют навыверт выродки
и пальцы о двух концах.

Паяцы на двух конечностях
раз''яты на дважды двух
целующихся женщинах,
захватывающих дух,

заглатывающих шпаги,
рассевшихся на шпагат.
Тигры по ним вышагивают
и в хищные рты глядят.

Хлыстом ударивши об пол,
рот пошире открыв
женщины в псевдо-обморок
упали, и тигры прыг

прыгнули в рты-пещеры
красные до черноты.
Из сомкнувшейся щели
торчали желто хвосты.

Тогда он меня задумал
больше чем изо рта.
Вытащил часть безумно.
Сглотнула часть темнота.

Я вышел на пол-дороге,
пол-телом скребя асфальт
и мигом я полуносом
учуял воздуха фальш.

Другого не ожидая,
стоял не мертв и не жив.
Пол тела во рту сжимает
нагло женщина-миф.

P.S.

Не помню ни дня ни ночи,
года не разобрав,
расписываюсь, почерк
впоследствии не узнав.


1993



еще


остановиться и вверх | как быть